МАШЕНЬКА И МЕДВЕДЬ

До поры до времени, девчонок в нашем маленьком поселке мы вовсе не замечали.. кроме одной - Машки. Машка с девчонками не водилась, предпочитая им нашу компанию вечно исцарапанных, испачканных и опаленных пацанов. Она была веснушчатая и вся какая-то взъерошенная: косички торчком, курносый нос, вихры на лбу, ресницы врастопырку. Этакий драчливый воробьишко: пощипали его, перья растрепали, но дух его не сломлен, он готов к новому наскоку. Она была ниже нас ростом, худенькая, но ухитрялась смотреть на нас сверху вниз, потому, что быстрее нас могла взобраться на любое дерево или переплыть озеро.

Без Машки не обходились ни рыбалки, ни охоты, ни мелкие хулиганства. Она принимала участие во всех наших состязаниях, играла с нами в лапту, футбол и даже хоккей. Шло время, мы быстро росли, как сорняки на хорошо удобренной почве, и хотя были тощими, нескладными подростками, длинноногими и длиннорукими, но уже стали поглядывать на девчонок. На девчонок, но не на Машку. Нам вовсе не хотелось выглядеть в ее глазах совершенно взрослыми, грубовато-мужественными, могучими и бесстрашно-отчаянными потому, что она была одна из нас - просто хороший парень. Годам к пятнадцати наша ватага сама собой распалась, кому-то интересны стали танцы, кому-то охота. Машка примкнула ко вторым. Её отец - главный бухгалтер предприятия, вовсе не был против этого её увлечения и даже подарил ей настоящую лайку, купленную за невероятные по тем временам деньги, в каком-то знаменитом сибирском питомнике. Так вышло, что на охоту Машка чаще всего ходила вместе со мной и не раз утирала мне нос удачным выстрелом.

Осенью последнего нашего школьного года произошел такой случай. Мы с Машкой охотились на зайцев в местечке Булгунях. День был пасмурный и сырой. Только вошли в первый распадок, как тишину осеннего леса разорвал выстрел, и я услышал радостный Машкин возглас.
- Иди сюда - крикнула она.

На глянцево блестящем брусничнике лежала косуля. Брусничник рос перекрещивающимися дорожками, - здесь падали деревья, одно на другое, и брусничник рос вдоль стволов, питаясь их сытной влажной гнилью, и тлело каждое дерево сотни лет, и осталась от него чуть видимая дорожка.

- Вот она - косуля! - Радостно сказала Машка. - Мясо - сок! Свежуй её мужчина скорее!

Я вынул нож, и тонкая шкура затрещала под острым лезвием. Быстро вылупилось нежное мясо. Из вскрытого живота пахнуло прелью внутренностей. Вдыхая пряный запах свежего зверя, Машка рассказывала, как она увидела набегающую на нее козу, как прицелилась, как стреляла.

Нож в моей руке все двигался и двигался. Росла гора разрубленного на куски мяса. Тускло отсвечивали потухшие глаза красивого животного, а Машка все говорила и говорила, чего за ней никогда раньше не замечалось.

Я удивленно взглянул на нее, лишь на мгновение встретился с ней глазами, но и этого хватило, что бы в груди что-то екнуло.
Оказывается, Машка была очень красива со своими золотистыми волосами. Не рыжими, а именно золотистыми.
Поняв, что я понял её взгляд, она побледнела, но он лишь на мгновение.

А я понял, что Машка стала какая-то другая, взрослая, что ли… Чужая… Я вдруг ухватился за это слово, как утопающий за соломинку. Раньше была родная, с первого взгляда родная, а теперь нет… теперь чужая…

На кустах ольшаника, на молодых березках искрились капли росы. Тяжелый аромат цветущего багульника кружил голову.
Больше мы вместе на охоту не ходили.

Теперь-то, задним числом, я склонен думать, что я нравился этой девочке. Мы ведь «дружили». Ходили вместе в кино, я у нее списывал задачки, писал за нее сочинения, мы рассуждали обо всем на свете, но ей и в голову не приходило с дружеской откровенностью искренне сказать мне, что я ей нравлюсь. Такие были времена.

Шло время - а время как вода в реке, убегает без надежды вернуться, посыпает пеплом горячие угли, меняет человеческие характеры и поворачивает судьбы людей.

Окончив десятилетку, разлетелись мы кто куда.
В родной поселок я вернулся лишь через пять лет. Зайдя к отцу на работу, он работал тогда начальником службы спецавтотранспорта, на доске почета увидел я фотографию красивой девушки с очень знакомыми чертами.
- Кто это? - спросил я.
- Маша Беломестнова - ответил отец. - Вы же вместе учились.
- Маша?! А почему здесь?
- Так она водителем у нас работала.
- А почему «работала»?
- Уехала, недавно.
- Куда?
- Не знаю. Но догадываюсь, почему уехала.
- Почему?
- Это целая история…
- Так расскажи.

Мы зашли в маленький отцовский кабинет.

- Раз интересно, слушай. Этой зимой, в конце ноября, нашли трое наших шоферов берлогу за Кенкеме. Нашли случайно, когда ездили дрова из тайги вывозить. А среди них ни одного настоящего охотника, так, зайцев погонять, да из кабины по косачам стрельнуть. Но решили они медведя этого в берлоге добыть. Не знаю уж как, но узнала о медведе Маша и попросила, чтоб эти горе-охотники её с собой взяли. Те, конечно покобенились, мол, не бабье это дело на медведя ходить, но все же не отказали, видно лестно им было, что такая краля просит. В общем, поехали на медведя четыре мужика и Маша со своим Бураном.

Пришли к берлоге, а как его оттуда достать, медведя-то, никто не знает. Спорили, спорили, решили вырубить жерди и его ими из берлоги выгнать. Двое стали жердями медведя тыкать, а трое с ружьями наизготовку встали в нескольких метрах от берлоги. Шерудят они жердями, а медведь и признаков жизни не подает. Осмелели мужики, тычут что есть силы и вдруг, чуть сбоку, шагах в двух всего, приподнялся и затрещал коряжник, разломился, взорвался сугроб, и, косматый, огромный, черный на белом снегу, поднялся огромный медведь. Спросонья, стемна глаза ему на свету ослепило, они вспыхнули дикими, красными точками, и грозный рев пронесся над тайгой.

Так он был ужасен медведь этот, что побросали мужики жерди и ружья и кинулись от него в разные стороны. Только Маша не сдвинулась с места. И в голову не стала стрелять, как будто знала, что только не опытный охотник стреляет в голову. Пуля под лопатку надежнее. Грохнул выстрел. Покатились по тайге отголоски. Медведь припал к земле, то ли затаился - хитрит, то ли зажимает лапами рану. Буран подскочил к нему, вцепился зубами, рвет, а косолапый уже и дух испустил.
Не скоро мужики к берлоге вернулись. А вернувшись, не могли в глаза Маше смотреть - стыдно.

После той охоты проработала Маша у нас месяц и уволилась. Противно ей, наверное, было рядом с такими «мужиками» вместе работать.

Цветы в Якутии ярки, но слабы запахом, и едва уловимый их аромат совершенно теряется в густом всеобъемлющем духе болотного багула - узколистного вереска. Ползучий кустарник, усеянный зонтиками белоцветной мелкотни, заполнил и горки, и болота, и сухие мшаники, и все прогалы между деревьями, - ему нипочем ни вечная холодная тень в щелистом распадке ключа, ни ярость солнца.

Они удивительные, эти северные цветы. Окраска их неяркая, скромная, не бьющая в глаза, словно бы на них лежит очень тонкий, почти неуловимый слой тумана. Вот таким цветком и была моя одноклассница Маша Беломестнова и не разглядел я этот цветок среди болотного богула заполонившего все вокруг.

Н.Решетников «С тайгой наедине»